(Ротов Борис Георгиевич, 15.10.1929, дер. Фролово Кораблинского р-на Рязанского окр. Московской обл.- 5.09.1978, Рим), митр. Ленинградский и Новгородский. Род. в семье служащих. Отец, Георгий Иванович Ротов (1903-1986), происходил из крестьян дер. Фролово, заочно окончил по комсомольской путевке Московский землеустроительный ин-т, служил в Рязанском губ. земельном управлении, затем работал строителем, инженером-землеустроителем машинно-тракторной станции, был сотрудником областного управления сельского хозяйства. Семья постоянно проживала в Рязани, но перед рождением сына на неск. месяцев переехала в родную деревню отца. Во время продолжительных командировок отца воспитанием детей (в семье была еще старшая дочь Елена) занималась мать, Елизавета Михайловна (1902-1969). Она была дочерью свящ. Михаила Васильевича Сионского, настоятеля храма с. Н. Белоомут Зарайского у. Рязанской губ. До 1927 г. работала учительницей, впосл. вела домашнее хозяйство. Борис Ротов был крещен в младенчестве в Тихвинском храме с. Пехлец Кораблинского р-на, где проживала его бабушка по материнской линии Елена Николаевна Сионская, вдова священника. Впосл. она оказала большое влияние на воспитание внука, приобщила его к правосл. вере, дала первоначальное религ. образование. Когда в раннем детстве Борис заболел, мать горячо молилась за ребенка, и 9 июля, в праздник в честь Тихвинской иконы Божией Матери, наступило быстрое выздоровление. Впосл. Н., знавший об этом событии по рассказам родителей и воспринимавший его как чудо, особо чтил образ Тихвинской иконы Божией Матери. Подаренная матерью Тихвинская икона всегда сопровождала его в поездках.
Отец Бориса участвовал в советско-финской и Великой Отечественной войнах, в течение 2 лет командовал ротой, дважды был тяжело ранен, после чего продолжал службу на фронте как технический специалист (обеспечение переправы войск через водные препятствия), был награжден боевыми медалями и орденами; в 1944 г. вступил в Коммунистическую партию, демобилизовался в звании гвардии старшего техника-лейтенанта. Мать в трудные военные годы проживала с семьей в Рязани, вернулась к преподавательской деятельности, работала учительницей в школе. Борис учился в школе, а после занятий ходил в единственную действующую в городе кладбищенскую ц. Скорбященской иконы Божией Матери, куда начала его водить бабушка Елена Николаевна († 1944). Митр. Ювеналий (Поярков) пересказывал слышанные им от Н. воспоминания о его военном детстве: «Живя в Рязани, он мальчиком пережил все лишения минувшей войны: отец на фронте, голод и холод, забота о хлебе насущном и труд в связи с этим уже в детские годы» (Человек Церкви. 1998. С. 230).
С 14 лет Борис прислуживал в алтаре, о чем вспоминал: «Настоящим утешением и радостью для меня было подать кадило и принять просфору. Совершение богослужений очаровало меня и уловило в сети Христа». Он стал иподиаконом назначенного в мае 1944 г. на Рязанскую кафедру еп. Димитрия (Градусова; с февр. 1945 - архиепископ, с янв. 1947 - на Ярославской кафедре). В июне 1947 г. Б. Ротов окончил 10-й класс средней школы. 17 авг. того же года в Ярославле он был рукоположен архиеп. Димитрием во диакона, а 19 авг. пострижен им в монашество с именем в честь прав. Никодима, тайного ученика Христова (впосл. свое иноческое имя Н. оформил и как гражданское, записанное в паспорте). Был причислен как иеродиакон к Ярославскому архиерейскому дому, с благословения архиеп. Димитрия продолжил светское образование. Летом того же года он сдал экзамены в Московский медицинский ин-т, но не прошел по конкурсу. Перевелся без сдачи экзаменов на фак-т естествознания Рязанского педагогического ин-та. Во время учебы в ин-те был избран членом профкома, а затем зам. председателя профкома фак-та. Однако окончить ин-т оказалось невозможным из-за требований его руководства порвать с Церковью.
Н. был отчислен с 3-го курса Рязанского педагогического ин-та, когда открыто заявил о своем духовном сане. Родители, особенно неверующий отец, первоначально отрицательно относились к решению сына стать священнослужителем и монахом, но впосл. приняли его духовный выбор. Н. выехал в Ярославль, где 20 нояб. 1949 г. был рукоположен архиеп. Димитрием во иерея. 20 дек. того же года назначен на должность настоятеля отдаленного прихода Христорождественской ц. с. Давыдова Толбухинского р-на Ярославской обл. В марте 1950 г. переведен 2-м священником в Покровскую ц. г. Переславля-Залесского. Начало иерейства проходило в тяжелых бытовых условиях, для совершения треб Н. иногда приходилось проходить пешком по непролазной грязи несколько километров. Впосл. он говорил, что считает период служения в Ярославской епархии лучшим временем своей жизни. Летом 1950 г. архиеп. Димитрий дал Н. рекомендацию для поступления в Московскую ДС, однако Н. не стал прерывать приходское служение и в том же году поступил заочно на 3-й курс Ленинградской ДС; в дальнейшем успешно совмещал повседневные пастырские труды с духовным образованием. 7 авг. 1950 г. он был назначен настоятелем кладбищенской Димитриевской ц. г. Углича (единственный тогда действовавший храм в городе) и благочинным Угличского благочиннического округа. В янв. 1952 г. был переведен в Ярославль и назначен 4-м, затем 3-м священником кафедрального Феодоровского собора, одновременно являлся секретарем Ярославского ЕУ. В 1953 г. окончил заочное обучение в ДС и продолжил обучение в заочном секторе ЛДА. В дек. 1954 г. назначен и. о. настоятеля Феодоровского собора. Усиленно занимался самообразованием. В окт. 1955 г. сдал полный 4-летний курс ДА по 1-му разряду.
Управляющий с 1954 г. Ярославской епархией Угличский еп. Исаия (Ковалёв) так характеризовал Н.: «Прекрасно одаренный во всех отношениях служитель Церкви. Работоспособный, энергичный, дисциплинированный, с большими административными задатками. Прекрасно справляется с обязанностями настоятеля храма и секретаря епархиального управления. В нравственном отношении ведет себя безукоризненно». Молодой, образованный и способный иеромонах привлек внимание Московской Патриархии, где в это время был острый недостаток в духовенстве, подготовленном для внешнецерковной работы, в частности в Русской духовной миссии в Иерусалиме, действовавшей в крайне сложных политических условиях. В нач. 1956 г. Н. прибыл в Москву и был впервые представлен патриарху Московскому и всея Руси Алексию I, к-рый на богослужении в Богоявленском соборе в Елохове напутствовал Н. на послушание в Иерусалим. 25 февр. Н. был назначен членом Русской духовной миссии в Иерусалиме. С 10 авг. того же года он являлся секретарем и зам. начальника миссии - архим. Пимена (Хмелевского; с 1977 архиепископ).
Н. критично отзывался об архим. Пимене как о руководителе Иерусалимской миссии: «Тяжелый человек. Это самое трудное время моего священнослужения». Однако во взаимоотношениях с архим. Пименом Н. никогда не проявлял к.-л. внешнего недовольства. Судя по личным записям архим. Пимена, начальник миссии относился к своему подчиненному с большим уважением, отметив, напр., в своем дневнике в начале Великого поста 1956 г.: «Отец Никодим совсем ничего не ест с воскресенья вечера до вторника (до обеда). Вот это - подвижник!» С первых дней пребывания на Св. земле Н. взял на себя большую часть работы миссии, в частности составление многочисленных отчетов и работу с финансовыми документами. Во время отсутствия начальника миссии на его заместителя возлагались все дела. 31 марта 1957 г. Н. возведен в Москве митр. Крутицким и Коломенским Николаем (Ярушевичем) в сан игумена. 25 сент. того же года по решению Синода он заменил отозванного на родину по состоянию здоровья архим. Пимена на должности начальника Русской духовной миссии в Иерусалиме. Патриарх Алексий I направил патриарху Иерусалимскому Венедикту I просьбу поручить кому-либо из архипастырей Иерусалимского Патриархата совершить возведение Н. в сан архимандрита. 2 нояб. он был возведен в сан архимандрита в миссийном Троицком соборе митр. Назаретским и всея Галилеи Исидором. Н. остался единственным иереем миссии, ему приходилось проводить богослужения в 5 храмах в разных местностях. Под его руководством был проведен капитальный ремонт здания миссии, там были устроены зал приемов и музей; также был отремонтирован приют в Яффе, подворье Горненского монастыря в Магдале, в самой Горненской обители провели электричество. Главным в своей деятельности Н. считал усиление влияния Русской Церкви на Св. земле: «Миссия должна с честью держать в Иерусалиме знамя Русского Православия». Он решительно и умело защищал церковные интересы в сложных переговорах с израильскими властями (в основном по вопросам их претензий на принадлежавшие миссии земельные участки). Признанием статуса миссии стало ее посещение в марте 1958 г. Президентом Израиля И. Бен-Цви.
Н. удалось расположить к себе иерархов Иерусалимской Церкви. С большой теплотой отзывался о нем патриарх Иерусалимский Венедикт, с которым Н. неоднократно встречался, участвовал в совместных поездках и богослужениях. Пастырскую и адм. работу Н. совмещал с публицистической и научно-богословской деятельностью. В «Журнале Московской Патриархии» регулярно публиковались его очерки о Св. земле. На основании изучения ок. 700 дел в архиве миссии Н. подготовил фундаментальное исследование «История Русской духовной миссии в Иерусалиме». Особой ценностью научного труда Н. является то, что никто другой из исследователей не имел возможности ознакомиться с этими архивными документами, поэтому монография остается основным источником по 100-летней истории Русской духовной миссии в Иерусалиме. В 1959 г. за эту работу Совет Ленинградской ДА присудил Н. ученую степень кандидата богословия (работа издана в сб. «Богословские труды» в 1979 и в виде отдельной книги в 1997).
20 окт. 1958 г. Н. был освобожден Синодом от должности начальника Духовной миссии в Иерусалиме и назначен в Управление делами Московской Патриархии. В февр. 1959 г. назначен зав. канцелярией Московской Патриархии. Тогда же, оказавшись в Греции, Н. удалось первым из священнослужителей Московской Патриархии за долгий период посетить Св. Гору Афон, где он лично убедился в тяжелом положении общины рус. иноков. Из-за запрета греч. властей и позиции К-польского Патриархата не допускалось пополнение рус. афонской общины монахами из России, в результате чего численность братии постоянно сокращалась, большую часть ее составляли уже 70- и 80-летние старцы. В дальнейшем Н. принимал все меры по возрождению рус. монашеской жизни на Афоне. Ему удалось добиться того, что братия Пантелеимоновского мон-ря на Св. Горе стала пополняться рус. иноками. Одним из них был друг детства Н.- архим. Авель (Македонов; впосл. настоятель этого мон-ря).
В Москве Н. стал одним из помощников патриарха Алексия I. 4 июня 1959 г. он был назначен зам. председателя Отдела внешних церковных сношений (с авг. 2000 Отдел внешних церковных связей; ОВЦС) с сохранением в должности зав. патриаршей канцелярией. Служение Н. в Московской Патриархии происходило в период очередной гос. антицерковной кампании. Возглавляемое Н. С. Хрущёвым партийно-советское руководство стремилось за короткий исторический срок «преодолеть религиозные пережитки» путем сокращения числа епископских кафедр, массового закрытия храмов, мон-рей и духовных учебных заведений, резкого усиления адм. и финансового давления на епархии и приходы, разнузданной антирелиг. пропаганды и травли духовенства в средствах массовой информации, запугивания верующих, отстранения священнослужителей от участия в приходских советах и т. д. Мероприятия властей, угрожавшие дальнейшему существованию Церкви, вызывали протесты как среди мирян, так и среди пастырей и архипастырей. Назначенный в февр. 1960 г. председателем Совета по делам РПЦ В. А. Куроедов считал необходимым нейтрализовать неугодных властям архиереев и прежде всего такого авторитетного деятеля Церкви, как глава ОВЦС Крутицкий митр. Николай (Ярушевич). Уже с апр. того же года в органах гос. власти рассматривалась кандидатура Н. в качестве нового главы внешнецерковного отдела и представителя Русской Церкви в контролируемых СССР международных орг-циях (Записка в ЦК КПСС председателя КГБ СССР А. Н. Шелепина и председателя Совета по делам РПЦ В. А. Куроедова. // ИА. 2008. № 1. С. 51-52). 15 июня Куроедов потребовал от патриарха Алексия I в ультимативной форме уволить митр. Николая с поста председателя ОВЦС. Патриарх был вынужден согласиться с этим требованием. В качестве преемника митр. Николая был предложен его заместитель во внешнецерковном отделе, что, очевидно, не вызвало у патриарха возражений. В это время Н. участвовал в визите рус. монашеской делегации в Великобританию, откуда вернулся только в кон. июня. 21 июня Синод принял решение удовлетворить прошение митр. Николая об освобождении от должности председателя ОВЦС и определил на эту должность Н. с возведением его в сан епископа.
9 июля 1960 г. в трапезном храме Троице-Сергиевой лавры Н. был наречен епископом Подольским, викарием Московской епархии. Чин наречения совершили патриарх Московский и всея Руси Алексий I, архиереи Антиохийского Патриархата митр. Гор Ливанских Илия (Карам) и Сергиопольский еп. Василий (Самаха), епископы Дмитровский Пимен (Извеков; впосл. патриарх Московский и всея Руси) и Можайский Стефан (Никитин). 10 июля в Троицком соборе Троице-Сергиевой лавры патриарх Алексий I в сослужении тех же иерархов совершил архиерейскую хиротонию Н. 19 сент. 1960 г. Н. сменил митр. Николая также на должности председателя Издательского отдела Московской Патриархии (занимал этот пост до 14 марта 1963) и председателя редколлегии «Журнала Московской Патриархии» (до 2 янв. 1962). 6 окт. того же года Н. также был утвержден председателем редколлегии сб. «Богословские труды» (до 7 окт. 1967). 22 окт. 1960 г., после кончины еп. Исаии (Ковалёва), Н. был назначен временным управляющим Ярославской епархией, а 23 нояб.- епископом Ярославским и Ростовским. 16 марта 1961 г. Н. по должности председателя ОВЦС стал постоянным членом Синода. 10 июня 1961 г. возведен в сан архиепископа. 11 мая 1963 г. награжден правом ношения креста на клобуке. 3 авг. того же года, после увольнения незадолго до кончины Крутицкого и Коломенского митр. Питирима (Свиридова) с должности председателя Синодальной комиссии по межхристианским связям (Н. являлся ее членом с момента создания в авг. 1960), решением Синода был назначен председателем реорганизованной Комиссии по вопросам христианского единства и возведен в сан митрополита. 4 авг. 1963 г. назначен митрополитом Минским и Белорусским, а 9 окт. того же года - Ленинградским и Ладожским. Кроме того, Н., как председатель ОВЦС, имел в своем архипастырском окормлении благочиния РПЦ в Венгрии и Финляндии.
Увольнение митр. Николая (Ярушевича) с должности председателя ОВЦС и назначение на его место Н. многими было воспринято как проявление гонений на Церковь. Это изначально определило негативное отношение к Н. части церковной общественности как к деятелю, более зависимому от гос. властей. Митр. Кирилл (Гундяев ; ныне Патриарх Московский и всея Руси) вспоминал о том, как встретили в пору его юности представители духовенства Ленинграда назначение Н. на Ленинградскую кафедру: «...отношение к молодому, неожиданно появившемуся на церковном небосклоне митрополиту колебалось от самого отрицательного до сдержанно-холодного. Митрополит Никодим представлялся для многих ставленником властей, неожиданным выскочкой, рано занявшим высокий пост Председателя Отдела внешних церковных сношений, сменив на нем ушедшего в отставку, а точнее, смещенного властями яркого, прекрасно образованного, замечательного оратора митрополита Николая (Ярушевича)» (Человек Церкви. 1998. С. 256). Брюссельский архиеп. Василий (Кривошеин), относившийся к Н. не без аристократического высокомерия, признавал в своих воспоминаниях, ссылаясь на мнение самого митр. Николая, с к-рым встречался в Москве в июне 1960 г., что деятельность нового главы ОВЦС была задана обстоятельствами отношений с советской властью и не зависела от конкретной личности (Василий (Кривошеин). 2003. С. 74). Если же говорить об эволюции отношения рус. эмиграции к Н., то общая тенденция выражалась в следующем: архиеп. Василий писал о нем в начале его руководства внешнецерковной деятельностью РПЦ как о «человеке, более приемлемом для новых властей, чем митрополит Николай», но позднее зарубежный церковный историк Д. В. Поспеловский характеризовал Н. уже как «более независимого партнера советского режима» по сравнению с его предшественником на посту председателя ОВЦС (Поспеловский Д. В. РПЦ в ХХ в. М., 1995. С. 312).
Профессор протопресв. В. Боровой, один из ближайших помощников Н., писал о том, как внимательно следили за началом его внешнецерковной деятельности авторитетные западные ученые, историки и специалисты в области «советологии» и как через нек-рое время пришли к неожиданным для них самих выводам: «С приходом митрополита Никодима радикально изменились концепция и проведение внешней политики Патриархата. Митрополит Николай был исполнителем указаний государства. Митрополит же Никодим, от природы человек очень умный, но воспитанный в советских условиях, уже «советский человек», воспринимал внешнюю политику как деятельность Церкви, полезную ей, которую можно сочетать с внешней политикой советского государства. У него была своя стратегия, и он оказался более независимым, чем его предшественник, партнером советского режима. В противоположность митрополиту Николаю, который в заграничных поездках пытался поддержать советские внешнеполитические интересы и тем способствовал дальнейшей изоляции Русской Православной Церкви от всего мира и мирового христианства, митрополит Никодим стремился к установлению постоянных связей, контактов, взаимного обмена в объеме, который был необходим Церкви, чтобы выжить внутри советского организма, а не вне его - так, чтобы Церковь смогла сыграть активную роль в обществе тогда, когда государство осознает ее необходимость... Поэтому-то он считал внешнюю деятельность не столько ценой, которую приходится платить, сколько желательной для Церкви возможностью. Международная деятельность и престиж, который она приносила Церкви, усиливали ее позиции в отношении к государству. Укрепление этого престижа, чтобы не могли повториться новые преследования, было задачей, которую ставил пред собою митрополит Никодим. При этом он проявлял ум и независимость в определении стратегии, которая хотя и сочеталась с интересами советской внешней политики, но отвечала прежде всего интересам Церкви» (Человек Церкви. 1998. С. 105-106).
Инициированная гос. властями в собственных, антицерковных целях смена руководства ОВЦС привела к противоположному результату. Став руководителем одного из важнейших учреждений РПЦ, Н. создал по существу новую модель государственно-церковных отношений. Налаженное им взаимодействие с советским гос-вом во внешнеполитической деятельности не только обеспечивало выживание Церкви в условиях усилившихся в этот период гонений, но и предоставляло ей нек-рую автономность от властей, создавало возможность дальнейшего развития, закладывало основы для полноценного возрождения церковной жизни в последующие десятилетия. «Владыка Никодим был именно тем архиереем и человеком, в которых более всего нуждалась Церковь в его эпоху,- говорил в интервью в канун 70-летия Н. митр. Кирилл (Гундяев).- Он был, возможно, первым из иерархов послереволюционной Русской Православной Церкви, кто сумел выйти за пределы того подобия социальной резервации, в которой государство определило пребывать Православию, и сделать шаг навстречу обществу и властям, дабы постараться включить их в некую систему отношений диалога и партнерства с Церковью. По тем временам подобный замысел мог восприниматься не иначе как утопия или даже авантюра. Однако ныне, с высоты опыта минувших с тех пор двух десятилетий, мы можем определенно утверждать: воистину, он сумел с помощью Божией совершить невозможное, утверждая идею самостоятельности Церкви в условиях, враждебных не только подобным действиям, но и самим намерениям их совершить. В этом и состоял глубокий провиденциальный смысл церковного служения владыки Никодима». Руководство Советского Союза было заинтересовано в активизации внешнецерковной деятельности РПЦ ради улучшения отношения мировой общественности к СССР, а также для расширения контактов с различными гос-вами мира. Но развитие связей с зарубежными религ. орг-циями было в интересах и Русской Церкви, получившей благодаря возросшему международному признанию определенные гарантии от усиления гонений на нее в советском гос-ве, а также защиту со стороны влиятельных церковных сил Запада и всего зарубежного мира. В практической сфере участившиеся посещения мон-рей, духовных школ и храмов иностранными делегациями вынуждали местные власти отказываться от планов по их закрытию, избегать агрессивных антирелиг. акций во время праздничных богослужений, если на них присутствовали зарубежные представители.
Во время международных мероприятий Н. часто приходилось давать публичную оценку положению Церкви в СССР. В отличие от некоторых архиереев, которые в неофиц. беседах допускали оппозиционные высказывания о фактах преследования верующих, массовом закрытии храмов, Н. строго придерживался офиц. позиции об отсутствии в СССР к.-л. давления на Церковь. В частных, особо доверительных беседах Н. признавал факты притеснения Церкви в Советском Союзе (избегая даже в этих случаях употреблять слово «гонения»), но предупреждал, что открытые протестные выступления будут только усиливать антирелиг. действия властей и ухудшат положение Церкви (Поспеловский. 1979. С. 21). Не имея возможности открыто говорить о гонениях на верующих, Н. в ответах на вопросы зарубежных журналистов фактически давал им всю необходимую информацию о действительно тяжелом положении Церкви в СССР, подробно излагал основы конституции, советских подзаконных актов, ограничивавших до предела права верующих и религ. орг-ций, что, однако, не удовлетворяло интервьюеров. Уже на склоне жизни Н. жаловался знакомым на Западе: «Ваших журналистов совсем не интересует установление истины. Они прибывают на пресс-конференцию с предубеждением: в СССР религия подвергается преследованиям. Если же епископ этого не подтверждает, то всё: его объявляют сторонником коммунизма. А там хоть трава не расти. Меня же кровно тревожит судьба моей родной Церкви. Я не говорю журналистам прямой лжи. Даже и не слишком умалчиваю правду. Рассказываю, как реально обстоят дела. Но писаки начинают скучать: им подавай концлагеря, колючую проволоку, злобных овчарок» (Лилиенфельд Ф., фон. Жизнь, Церковь, наука и вера. М., 2004. С. 142). Веря в то, что придет время всестороннего возрождения Русской Церкви, Н. посещал закрытые храмы, поруганные святыни Православия и тайно совершал там Божественную литургию. Так было на Соловках и на Валааме. Ему была дорога память новомучеников. Не вступая в споры о царствующих особах, Н. 19 мая приезжал в храм в честь прав. Иова Многострадального, где служил Божественную литургию и молился об упокоении Николая, Александры, Марии, Ольги, Татианы, Анастасии и Алексия (убиенных большевиками страстотерпцев имп. Николая II Александровича и членов его семьи).
Став главой ОВЦС, Н. провел полную реорганизацию внешнецерковного отдела, к-рый ранее представлял собой скорее небольшое бюро при митрополите Крутицком (штат ОВЦС при митр. Николае составлял всего 5 чел.). Вскоре отдел получил здание в Гагаринском пер. (в 1962-1993 - ул. Рылеева), где находился до 1985 г. «Первой заботой нового руководителя была задача получения достаточного по объему здания, в котором мог бы разместиться Отдел, к этому времени буквально задыхавшийся в трех небольших комнатах во дворе Патриархии в Чистом переулке. И митрополит Никодим добился этого. Отделу был передан особняк на улице Рылеева, поблизости от резиденции Святейшего Патриарха и Священного Синода» (Кирилл (Гундяев), митр. К 55-летию ОВЦС МП // ЦиВр. 2001. № 3(16). С. 16). При Н. было значительно увеличено число сотрудников ОВЦС, укреплен его состав, к работе отдела активно привлекались в качестве консультантов академические кадры. Для подготовки специалистов по внешнецерковной деятельности в дек. 1963 г. по инициативе Н. был создан филиал аспирантуры МДА при ОВЦС. Заботу о повышении профессионального уровня своих сотрудников Н. совмещал с непрерывным самообразованием. Один из его ближайших помощников профессор протопресв. В. Боровой, отзываясь о Н. как о необыкновенно одаренном человеке с редчайшими способностями, вспоминал о своих ежедневных занятиях с ним: «Он ставил вопросы, спрашивал и спрашивал меня до поздней ночи. И так длилось довольно долго. Я изнывал от всего этого. Но если я говорил, что нужные ему сведения есть в такой-то книге, то через пару дней он приходил, прочитав эту книгу» (Боровой В. 2003. С. 220-221).
Н. уделял много внимания поиску и подготовке способных к духовному и адм. росту пастырей. Он сыграл решающую роль в привлечении к архиерейскому служению епископов Ювеналия (Пояркова; ныне митрополит Крутицкий и Коломенский), Филарета (Вахромеева; ныне митрополит бывш. Минский и Слуцкий, почетный экзарх всея Беларуси), Владимира (Сабодана, впосл. митрополит Киевский и всея Украины), Михаила (Мудьюгина; впосл. архиепископ) и др. Пострижеником, учеником и близким помощником Н. является Патриарх Московский и всея Руси Кирилл. Митр. Филарет (Вахромеев) вспоминал в этой связи: «Владыка искал молодых людей, и, я думаю, высокая честь была оказана Божественным Провидением тем, кто попадал в поле его зрения и в поле его сердца, потому что он многое чувствовал, привлекая людей к себе… А вернее, не к себе он привлекал, а к церковному делу. Ведь с ним работали не только такие, которые как бы нравились ему лично, но и те, в ком он просто видел людей, способных принести определенную пользу. Митрополит Никодим любил молодежь и дерзал привлекать ее к церковной ответственной работе. Наверное, потому, что был молод сам и сознавал, что без притока новых, молодых сил Церкви действительно придется очень трудно» (Человек Церкви. 1998. С. 221-222).
Особую роль сыграли труды Н. по возрождению епископата Русской Церкви. К нач. 60-х гг. средний возраст архипастырей РПЦ приблизился к 70 годам. Советские власти препятствовали новым архиерейским хиротониям для замещения вдовствующих епархиальных кафедр, надеясь на ликвидацию этих епархий и в перспективе - на вымирание «естественным путем» епископата, что означало бы гибель Церкви. Н. удалось решительно переломить эту тенденцию. Он сумел доказать гос. властям, что для поддержания международного престижа РПЦ необходима плеяда молодых грамотных епископов. Митр. Ювеналий (Поярков) особо отмечал неустанную заботу Н. о подготовке новых церковных кадров: «Государство в то время стремилось активно использовать Церковь в своей внешней политике. Митрополит Никодим, исходя из своих глубоких патриотических побуждений, активно поддерживал это стремление. И в то же время он убедительно ставил вопрос перед властями, что для участия в миротворческом служении нужны молодые, образованные священнослужители. В тех условиях это было единственной «кузницей» таких кадров в Русской Православной Церкви. В результате было создано своего рода «мощное ядро» в нашей Церкви, состоящее из епископов, клириков и мирян, богословски образованных и мыслящих, способных к творческому диалогу - как внутриправославному и общехристианскому, так и с современным миром. Советское государство желало от Церкви только политической пользы, но благодаря напряженным усилиям и творческой мысли митрополита Никодима постепенно возрастала внутренняя сила Церкви. Можно сказать, что за сравнительно короткий срок он вывел Русскую Православную Церковь из внутренней и внешней изоляции. Это лично ему, и только ему принадлежат заслуги в «омоложении» епископата Русской Православной Церкви» (Там же. С. 7-8). Н. добивался от властей епископских хиротоний молодых образованных клириков, к-рые вначале обычно несли послушание в зарубежных странах, но в дальнейшем возвращались для архиерейского служения на родину и занимали епархиальные кафедры. Ко времени кончины Н. средний возраст архиереев Московского Патриархата составлял уже ок. 50 лет. Т. о., благодаря кадровой политике Н. епископат РПЦ ко времени изменения в кон. 80-х гг. ХХ в. политической ситуации в СССР смог начать эффективную работу по возрождению полноценной церковной жизни. Как писал митр. Ювеналий (Поярков) в предисловии к книге воспоминаний о Н.: «И хотя к началу «перестройки» в нашей Церкви не нашлось тех необходимых сотен священнослужителей, которые могли бы при новых открывающихся возможностях сразу взять на себя повсеместное восстановление тех видов служения, которые в течение тысячелетия были присущи нашей Церкви, но «никодимовское ядро» оказалось профессионально подготовленным возглавить, творчески вдохновить восстановление, подъем из руин и пепла своей Церкви» (Там же. С. 8).
С самого начала руководства ОВЦС Н. приступил к напряженной работе сразу по неск. направлениям: развивал сотрудничество РПЦ с Поместными Православными Церквами и вел диалог с неправославными христианскими исповеданиями, прежде всего посредством участия в международных религ. орг-циях. В сент. 1960 г. он был членом делегации РПЦ на 3-й Христианской мирной конференции (ХМК) в Праге. ХМК объединяла в основном религ. орг-ции социалистических стран и находилась под контролем руководства СССР. Пражское движение выступало за идеи миротворчества, поддерживало общественные инициативы, направленные против гонки вооружений, и ставило своей целью привлечение все большего числа христ. орг-ций к движению в защиту мира. Н. осознавал важность работы в международных миротворческих орг-циях, в т. ч. для положительного для Русской Церкви развития государственно-церковных отношений в СССР.
Н. сыграл главную роль во вступлении РПЦ во Всемирный Совет Церквей (ВСЦ), объединявший в основном англиканские и протестантские конфессии Европы и Сев. Америки. Переговоры между делегациями ВСЦ и Московского Патриархата в предшествующий период не принесли результата, т. к. представители Всемирного Совета отказались подписать совместную декларацию «О борьбе за мир, разоружение и запрещение ядерного оружия», на чем настаивали курировавшие международные религ. связи советские гос. органы. На этом основании советское руководство хотя и допускало дальнейшие контакты с ВСЦ, но считало вступление в эту орг-цию РПЦ нецелесообразным. Н. сумел убедить представителей гос. власти в том, что участие РПЦ в ВСЦ может стать эффективным орудием миротворческой политики. В нояб. 1960 г. он посетил штаб-квартиру ВСЦ в Женеве, где провел переговоры с делегацией Совета во главе с генеральным секретарем д-ром Виссер'т Хоофтом. Обсуждая вступление Русской Церкви во ВСЦ, Н. предложил усилить в деятельности Совета миротворческий компонент. Это встретило вначале возражение представителей ВСЦ, опасавшихся обвинений в проведении просоветской политики. Однако Н. сумел склонить на свою сторону Виссер'т Хоофта, который к концу переговоров изменил свое мнение: «Уважаемый владыка Никодим прав. Совет должен послужить делу мира, это отвечает интересам всех христианских государств и Церквей». Центральный и Исполнительный комитеты ВСЦ выступили с заявлениями миротворческого характера, что было отмечено руководством СССР. В итоге возражения советского руководства относительно участия Московской Патриархии в ВСЦ были сняты.
В нояб.-дек. 1960 г. Н. сопровождал в поездке патриарха Алексия I в Турцию, Грецию и страны Ближ. Востока. В ходе ее состоялись встречи с предстоятелями К-польской, Александрийской, Антиохийской, Иерусалимской и Элладской Церквей. Особо важное значение имели переговоры в Стамбуле с патриархом К-польским Афинагором I, на которых, в частности, обсуждалось проведение Всеправославного совещания на о-ве Родос (см. Совещания представителей Поместных Православных Церквей) как этапа подготовки Всеправославного Собора, инициатором к-рого выступил К-польский Патриархат. Московский Патриархат согласился на участие своей делегации во Всеправославном совещании при условии приглашения на него представителей Православных Церквей социалистических гос-в - Болгарии, Чехословакии и Польши. На переговорах с патриархом Афинагором также обсуждались буд. вступление РПЦ в ВСЦ (К-польский Патриархат поддержал это решение) и возможное участие представителей Поместных Церквей в качестве наблюдателей в Ватиканском II Соборе Римско-католической Церкви (в этом вопросе мнения сторон разошлись: Московский Патриархат высказался против, а К-польский Патриархат - за участие своих представителей в католич. Соборе).
В марте 1961 г. Н. вновь посетил штаб-квартиру ВСЦ в Женеве для окончательного согласования вопросов вступления РПЦ во Всемирный Совет Церквей. Руководство Совета заверило Н. в готовности принять новый «Базис» - зафиксированную в Уставе ВСЦ общую богословскую основу для Церквей-членов в соответствии с предложениями РПЦ. Прежний «Базис» ВСЦ, принятый в 1948 г., не имел тринитарного характера и не содержал упоминания о Свящ. Писании, что вызывало возражения со стороны Православных Церквей. Новая формулировка «Базиса», выработанная во время переговоров делегаций ВСЦ и РПЦ, определяла Всемирный Совет Церквей как «содружество Церквей, исповедующих Господа Иисуса Христа Богом и Спасителем согласно Свящ. Писанию и стремящихся вместе исполнить общее призвание во славу Единого Бога, Отца, Сына и Святого Духа». 30 марта того же года Синод РПЦ счел своевременным и желательным вступление РПЦ в ВСЦ, после чего патриарх Алексий I направил генеральному секретарю ВСЦ соответствующее послание. Вступление в ВСЦ обсуждалось на Архиерейском Соборе Русской Православной Церкви 18 июля 1961 г. Патриарх Алексий I в своем выступлении подчеркнул миссионерский характер такого решения, имеющего целью «явить западным христианам свет Православия». Н. выступил на Соборе с докладом «Русская Православная Церковь и Всемирный Совет Церквей», в к-ром обосновал целесообразность вступления в ВСЦ после происшедших там под влиянием правосл. Церквей изменений. Соборным определением вступление Русской Церкви в ВСЦ было одобрено.
В сент. 1961 г. Н. возглавил делегацию Московского Патриархата на 1-м Всеправославном совещании на о-ве Родос. Совещание определило основные направления предварительной богословской работы по достижению канонического и богослужебного единства Поместных Церквей в плане подготовки Всеправославного Собора. Отправным пунктом этой работы должен был стать список вопросов, представленных для обсуждения на Предсоборе. Совещание образовало 6 комиссий для составления списка вопросов буд. Предсобора по темам: о вере и догматах и о священном культе; об управлении и о церковном порядке и о Православии в мире; о взаимоотношениях правосл. Церквей; о богословских вопросах и социальных проблемах; об отношении правосл. Церкви к Восточным Церквам; об отношении правосл. Церкви к Западным Церквам. В ходе совещания Н. выступил против включения в программу Предсобора пункта о борьбе с атеизмом, обосновывая это тем, что распространение христ. веры среди неверия и так является прямым долгом и задачей каждой Поместной Церкви, тогда как перевод этой проблемы в политическую плоскость не свойственен церковной деятельности. В частных беседах Н. сообщил оппонентам, что осуждение атеизма Всеправославным совещанием скорее всего сделает невозможным участие представителей Московского Патриархата в последующих подобных собраниях. После этого вопрос о борьбе с атеизмом был исключен из программы Предсобора. Родосское совещание стало по существу началом публичной деятельности Н. как главы внешнецерковного ведомства РПЦ во всеправосл. масштабе. Участвовавший в совещании архиеп. Василий (Кривошеин), несмотря на недоброжелательное отношение к Н., не смог не признать, что он «авторитетно, твердо, умело и вместе с тем тактично защищал на Родосе дело Православия в целом и достоинство РПЦ в частности. Особенно, что я оценил тогда, то как он твердо противостоял притязаниям Константинополя на почти что «папский» примат, на его попытки монополизировать дело подготовки и созыва Собора. Он это проводил твердо по существу, но мягко и тактично по форме, так что единство Православия не только не было нарушено, но вышло даже усиленным. Среди греков, хотя и не всех, он приобрел авторитет и уважение» (Василий (Кривошеин). 2003. С. 140-141).
В нояб. 1961 г. Н. возглавил делегацию Московского Патриархата на 3-й Ассамблее ВСЦ в Нью-Дели (Индия). Перед поездкой были получены указания от председателя Совета по делам РПЦ Куроедова: «Укрепляя сотрудничество с прогрессивными кругами ВСЦ, срывать всякие попытки реакционных сил направить Всемирный Совет на путь идеологической борьбы против стран социалистического лагеря. При наличии резолюций, в которых в какой-то мере будут осуждаться решения СССР о возобновлении испытаний ядерного оружия, делегаты РПЦ принимают все меры к тому, чтобы такие резолюции были сняты с обсуждения, а в противном случае - голосуют против». Подобные указания фактически играли на руку крайне правым зарубежным кругам, которые видели в участии Русской Церкви в ВСЦ только «советскую пропаганду во всемирном христианстве». Однако Н. удалось найти соразмерный подход и успешно дискутировать с оппонентами, по возможности уводя обсуждение от острых политических вопросов. Напр., когда делегаты из США поставили на голосование резолюцию с осуждением коммунизма, Н. немедленно предложил «включить в резолюцию ассамблеи перечень изъянов капиталистической системы, к большому сожалению, также не свободной от крупных недостатков». В результате оба предложения были сняты с голосования. На одном из первых заседаний Ассамблеи в Нью-Дели РПЦ была принята в ВСЦ. За это проголосовали 142 делегата при 3 голосах против и 4 воздержавшихся. Пять представителей Московского Патриархата вошли в состав Центрального комитета ВСЦ, а Н. стал членом Исполнительного комитета орг-ции (до 1975). На том же заседании был утвержден новый тринитарный «Базис» ВСЦ. Н. возглавлял делегацию Московского Патриархата на 4-й Ассамблее ВСЦ в Уппсале (Швеция) в июле 1968 г.
Одновременно с работой в ВСЦ Н. принимал активное участие в деятельности ХМК, постепенно фактически взяв на себя организационное руководство (формально председателем ХМК оставался ее основатель - чеш. реформатский богослов Й. Громадка). По сравнению с предшествующим периодом Пражское движение заметно расширилось. В состоявшемся в июне 1961 г. 1-м Всемирном общехристианском конгрессе в Праге участвовали 628 делегатов из 42 стран мира - в несколько раз больше, чем на 3-й ХМК в 1960 г. Н. был избран вице-президентом ХМК. Он организовал издание в Праге ж. «Христианская мирная конференция», в котором выступал с программными статьями, привлек к участию в движении религ. группы из стран Азии, Африки и Лат. Америки. Во 2-м Всемирном общехристианском конгрессе в Праге в июне-июле 1964 г. участвовали уже 710 делегатов; по числу участников конгресс стал наиболее крупным международным христ. собранием. Н. был избран на нем председателем коллегии вице-президентов. В марте-апр. 1968 г. в Праге состоялся 3-й Всемирный общехристианский конгресс, на к-ром Н. был избран председателем Комитета продолжения работ ХМК. После событий, связанных с вводом советских войск в Чехословакию в авг. того же года, когда из ХМК в знак протеста вышли мн. представители зап. религ. орг-ций, а ее председатель Громадка открыто осудил действия СССР, Н. удалось фактически возродить Пражское христианское движение. С кончиной Громадки в кон. 1969 г. Н. исполнял обязанности председателя ХМК, а на 4-м Всехристианском мирном конгрессе в сент.-окт. 1971 г. был избран его председателем. Н. придал динамизм экуменической деятельности РПЦ, инициировал 2-сторонние богословские диалоги с Евангелической Церковью Германии (ФРГ), Союзом Евангелических Церквей (ГДР), Евангелическо-Лютеранской Церковью Финляндии, Церквами англикан. исповедания.
Н. был инициатором установления контактов с Римско-католической Церковью, что в первые годы его руководства ОВЦС было связано прежде всего с вопросом о направлении представителей Русской Церкви на II Ватиканский Собор. В марте 1961 г. кард. А. Беа, председатель Секретариата по содействию христ. единству (СХЕ), в интервью газ. «Giornale del Popolo» заявил о том, что для участия в Соборе наблюдателей от РПЦ необходимо проявление со стороны Русской Церкви собственной инициативы в этом вопросе. В качестве ответа в «Журнале Московской Патриархии» была опубликована ст. «Non possumus!», отвергавшая не только предложение кард. Беа, но и саму идею участия в работе предстоящего Собора представителей от РПЦ (ЖМП. 1961. № 5. С. 73-75). Однако в нач. 1962 г. Московская Патриархия изменила т. зр. на участие своих наблюдателей в католическом Соборе. В марте того же года Н. направил в Совет по делам РПЦ записку «Мысли в отношении Католической церкви», в к-рой обосновывалась целесообразность присутствия на II Ватиканском Соборе наблюдателей от РПЦ. Н. отмечал, что это могло бы «нейтрализовать всякие поползновения Константинополя говорить от имени всего Православия и идти на слишком тесное сближение с Римом» (ГАРФ. Ф. 6991. Оп. 2. Д. 461).
Между тем в июле 1962 г. офиц. приглашения от кард. Беа о направлении наблюдателей на II Ватиканский Собор были получены К-польским патриархом Афинагором I и предстоятелями нек-рых др. правосл. Церквей. РПЦ такого приглашения не получила. В авг. того же года Н. встречался в Париже на сессии Центрального комитета ВСЦ с секретарем СХЕ И. Виллебрандсом (впосл. кардинал), а затем провел негласные переговоры в Меце с кард. Э. Тиссераном, оговорив условия участия наблюдателей от РПЦ на II Ватиканском Соборе: отсутствие в программе Собора вопросов политического характера с осуждением СССР и офиц. приглашение от Ватикана в адрес Московского Патриархата. На переговорах в Москве в сент.-окт. того же года Виллебрандс гарантировал, что на Ватиканском Соборе не будут обсуждаться политические проблемы. В свою очередь Н. подтвердил готовность Московского Патриархата принять приглашение и направить на Собор своих наблюдателей. 4 окт. 1962 г. кард. Беа направил патриарху Алексию I официальное приглашение прислать на открывавшийся через несколько дней II Ватиканский Собор «двух или трех наблюдателей-делегатов». 10 окт. Синод РПЦ принял решение о назначении наблюдателей от Московского Патриархата на II Ватиканский Собор.
В июне 1963 г. Н. возглавлял делегацию Московского Патриархата на праздновании 1000-летия правосл. монашества на Св. Горе Афон. 24 июня он участвовал в заседании предстоятелей и представителей правосл. Церквей в Вел. Лавре прп. Афанасия, результатом которого стало заявление К-польского патриарха о гарантированном приеме в святогорские обители всех монахов, направляемых на Афон предстоятелями Поместных Церквей. Однако из отобранных Московской Патриархией в том же году 18 кандидатов (их отбор курировал лично Н.) на Афон смогли выехать в 1966 г. только 4 рус. инока. В сент. 1963 г. Н. возглавлял делегацию РПЦ на 2-м Всеправославном совещании на Родосе, которое было созвано специально для обсуждения вопроса о приглашении представителей автокефальных правосл. Церквей на 2-ю сессию Ватиканского Собора, а также общих проблем отношения Православия к католицизму. Совещание передало решение вопроса о направлении наблюдателей на Ватиканский Собор Поместным Церквам. Н. поддержал предложение представителя Кипрской Церкви о назначении наблюдателями не епископов, а лиц в иерейском сане или мирян-богословов. В этой связи Н. заявил, что сан епископа несовместим с положением наблюдателя, что было единогласно принято совещанием. Его участники также единогласно одобрили предложение о начале богословского диалога с Римской Церковью. В том же году Н. стал руководителем созданной Синодом РПЦ для выполнения решений 1-го Всеправославного совещания богословской Комиссии по разработке Родосского каталога. Работа комиссии продолжалась 5 лет, после чего Синоду был представлен проект высказываний по темам каталога. Н. возглавлял делегации РПЦ на 3-м Всеправославном совещании на Родосе (нояб. 1964) и на 4-м Всеправославном совещании в Женеве (июнь 1968). 20 марта 1969 г. он был назначен представителем от Московского Патриархата в Межправославную подготовительную комиссию Всеправославного Собора.
Н. стал инициатором дальнейшего развития отношений с Римско-католической Церковью, в частности путем 2-сторонних богословских собеседований. В 1967 г. в Ленинградской ДА состоялись первые собеседования на тему: социальная доктрина Римско-католической Церкви с кон. XIX в. и до II Ватиканского Собора. В дальнейшем собеседования между Московским Патриархатом и Римско-католической Церковью попеременно проходили в Италии и СССР: в Бари (1970), Загорске (ныне Сергиев Посад; 1973), Тренто (1975). Н. активно способствовал обмену визитами офиц. делегаций между Московским Патриархатом и Римским престолом. Об особом интересе Н. к католич. Церкви свидетельствует выбранная тема его научной работы на соискание ученого звания магистра богословия - личность папы Римского Иоанна XXIII. Двухтомная диссертация объемом в 657 машинописных страниц включала 5 глав: жизнь буд. папы до вступления на Римский престол, его понтификат, социальная, миротворческая деятельность, роль папы в организации II Ватиканского Собора. Будучи правящим архиереем Ленинградской епархии, Н. посчитал некорректным защищать диссертацию в Ленинградской ДА и представил работу в МДА. 15 апр. 1970 г. решением Ученого совета МДА (из 18 голосовавших только один был против) Н. присуждена ученая степень магистра богословия. В 1984 г. работа «Иоанн XXIII, Папа Римский» издана в Вене на русском языке с предисловием кард. Франца Кёнига, а в 1988 г. опубликована в СССР.
Н. сыграл главную роль в решении такой сложной проблемы, как восстановление отношений с Православной Церковью в Америке. В 1924 г. бывш. Североамериканская епархия РПЦ неканонично провозгласила себя самоуправляемым Митрополичьим округом в Северной Америке. Московский Патриархат не признал этого и официально считал Американскую митрополию раскольничьей структурой. Первые переговоры с представителями митрополии состоялись в 1963 г., во время визитов Н. в США, однако в тот период сторонам не удалось достичь взаимоприемлемого соглашения. В дальнейшем Н. уклонялся от офиц. переписки с руководством митрополии, объяснив это в одной из своих резолюций тем, что на письмо пришлось бы отвечать полемически, а по народной мудрости, «худой мир лучше доброй ссоры». Тем не менее Н. использовал все возможности для неофиц. переговоров во время нередких встреч на международных конференциях. Когда на одной из них Н. предложил предоставить Американской Церкви статус автономии, прот. А. Шмеман изложил окончательную позицию митрополии: «Нет, мы рассчитываем на большее». К кон. 60-х гг. и сам Н. стал склоняться к необходимости предоставления Церкви Америки автокефалии. Предстоятель Православной Церкви Америки митр. Феодосий (Лазор), участвовавший в качестве клирика, а потом архиерея в переговорах с делегацией Московской Патриархии, вспоминал рассказ Н. о том, как он представлял вопрос об автокефалии в Синоде РПЦ: «...была довольно сильная внутренняя оппозиция; однако когда он предложил на обсуждение различные варианты выхода из кризиса, все согласились с тем, что автокефалия была наиболее приемлемым решением. «Понятно,- объяснил он,- что автокефалия не решает всех проблем, но, по крайней мере, она дает Церкви стабильность»» (Человек Церкви. 1998. С. 186).
Договоренность о проведении новых переговоров была достигнута во время IV Генеральной Ассамблеи ВСЦ в Уппсале (в июле 1968) на встрече Н. с архиеп. Иоанном (Шаховским) и др. представителями Американской митрополии. В 1969 г. состоялись 3 раунда переговоров между делегацией Московского Патриархата во главе с Н. и делегацией Американской митрополии во главе с еп. Киприаном (Борисевичем): в Нью-Йорке (янв.-февр., предварительные консультации), Женеве (авг.) и Токио (нояб.). По воспоминаниям прот. Шмемана, переговоры были чрезвычайно трудными, «иногда болезненными и не однажды оказывались на грани срыва. И я должен сказать со всей ответственностью, что каждый раз переговоры спасало безраздельно искреннее желание митрополита Никодима не потерять возможность достижения согласия между нашими Церквами» (Там же. С. 183). Сторонам удалось прийти к соглашению о даровании Московским Патриархатом Американской митрополии статуса автокефалии при одновременном отказе митрополии от притязаний на Японскую Православную Церковь (в 1947 в Японии была создана епархия Митрополичьего округа, в которую вошла большая часть правосл. приходов). В марте 1970 г. Н., получивший статус полномочного представителя Русской Церкви с правом ведения переговоров от имени патриарха Московского, подписал вместе с предстоятелем Американской митрополии митр. Иринеем (Бекишем) в его резиденции в Сайоссете (близ Нью-Йорка) соответствующее соглашение. Н. было передано письменное обращение митр. Иринея от имени Собора архиереев Американской митрополии к патриарху Алексию I с прошением о предоставлении автокефалии. 9 апр. того же года Синод РПЦ снял запрещение с иерархии Митрополичьего округа, наложенное в дек. 1947 г. 10 апр. Синод и патриарх Алексий I приняли Томос, согласно к-рому «Русская Православная Греко-Кафолическая Церковь в Северной Америке утверждается и провозглашается Автокефальной Церковью и именуется Автокефальной Православной Церковью в Америке». В тот же день был принят Томос об автономии Японской Православной Церкви в составе Московского Патриархата.
Н. был председателем подготовительного комитета Конференции представителей всех религий в СССР «За сотрудничество и мир между народами», состоявшейся в Троице-Сергиевой лавре 1-4 июля 1969 г., и руководил работой этого межрелиг. форума. Н. активно участвовал в работе светских миротворческих орг-ций, был членом правления Союза советских обществ дружбы и культурной связи с зарубежными странами, членом Советского комитета за европейскую безопасность и сотрудничество, членом Советского комитета стран Азии и Африки, награжден золотой медалью Всемирного Совета Мира.
Руководство внешнецерковной деятельностью Московского Патриархата и связанные с этим частые зарубежные поездки Н. совмещал с управлением епархиями. В самый разгар хрущевских гонений на Церковь (1960-1963) он был правящим архиереем Ярославской и Ростовской епархии. В это время количество действующих храмов в епархии сократилось со 162 до 86. Архиеп. Василий (Кривошеин) пересказал в своих воспоминаниях разговор с Н. по поводу закрытия храмов в СССР. В ответ на суждение о том, что правящие архиереи не противятся закрытию церквей в своей епархии, Н. заметил, что сохранение приходских храмов в большей степени зависит от активности самих прихожан, а возможности архиереев в этом вопросе очень ограничены. В этой связи Н. рассказал о времени своего служения на Ярославской кафедре: «Вот, например, когда я был архиепископом в Ярославской епархии, там тоже началось закрытие церквей, и верующие стали обращаться ко мне за помощью. Я им говорю, подайте прошение, что вы хотите сохранить храм, соберите побольше подписей и тогда я смогу лучше вам помочь. И что ж Вы думаете? Мнутся, жмутся, отнекиваются, и, в конце концов, ни один не подписывает, боятся» (Василий (Кривошеин). 2003. С. 186-187).
В период служения на Ярославской кафедре Н. удалось сохранить для Церкви древний образ Нерукотворного Спаса, написанный прп. Дионисием Глушицким и хранившийся в Воскресенском храме г. Тутаева. Уполномоченный по делам РПЦ по Ярославской обл. требовал передать древнюю икону в областной краеведческий музей, но Н. под разными предлогами задерживал принятие такого решения, а потом организовал визит в Тутаев делегации ВСЦ, подробно рассказав иностранным делегатам историю почитаемой иконы. После этого местные власти отказались от своих планов. Несмотря на большую занятость в ОВЦС, Н. старался как можно чаще посещать свою епархию. Обычно, закончив рабочую неделю в Москве, он на машине добирался до Ярославля. В воскресенье служил там литургию, затем до глубокого вечера занимался епархиальными делами, а ближе к ночи возвращался в Москву, чтобы в понедельник приступить к делам в ОВЦС. Он также старался приезжать в Ярославль на церковные праздники. Н. много делал для восстановления почитания святых Ярославской земли: был инициатором учреждения празднования Собору Ростово-Ярославских святых, установленного в 1964 г., когда уже покинул Ярославскую кафедру. Впосл. он представил на утверждение Синода составленные им тропарь и кондак Всем святым, в Ярославской и Ростовской епархии просиявшим (1967).
После короткого пребывания в авг.-окт. 1963 г. на Минской кафедре Н. на протяжении последующих 15 лет был правящим Ленинградским архиереем. Работая в течение всей недели в Москве в ОВЦС, Н. приезжал в Ленинград на субботу и воскресенье и на праздники. За короткое время пребывания в своем кафедральном городе Н. совершал богослужения, встречался с духовенством, разбирал многочисленную корреспонденцию, занимался епархиальными делами, принимал мн. посетителей. Первым мероприятием Н. в качестве Ленинградского архиерея стала отмена введенной до этого обязанности священникам представлять тексты проповедей на утверждение в епархиальное управление, а фактически - кураторам из Совета по делам РПЦ. Это решение Н. произвело самое положительное впечатление на местное духовенство. Митр. Кирилл (ныне Патриарх) вспоминал слова своего отца, настоятеля Александро-Невского храма в Красном Селе (ныне в черте С.-Петербурга), к-рый пришел со службы домой в прекрасном расположении духа и сказал: «Вот вам первое действие нового митрополита - цензура на проповеди отменена» (Человек Церкви. 1998. С. 257-258). Духовенство понимало, сколько усилий потребовалось Н., чтобы добиться отмены жесткого контроля властей над содержанием проповедей, введенного по инициативе уполномоченного Совета по делам РПЦ (с 1965 Совет по делам религий) по Ленинградской обл. Г. С. Жаринова. В характеристике Н. от 7 февр. 1967 г. Жаринов писал: «На практике Никодим оказался и достаточно активным церковным деятелем, и незаурядным дипломатом. Несмотря на то, что в Ленинграде Никодим находится только наездами, так как большую часть времени занимается вопросами внешних церковных сношений, он сумел быстро разобраться с обстановкой на месте, проявить себя ревностным служителем церкви, строгим и взыскательным администратором. За время управления Никодимом Ленинградской епархией духовенство стало более усердно относиться к церковным службам, несколько чаще выступать с проповедями перед верующими… Никодим властолюбив, с твердым характером, в достижении своих целей последователен и настойчив, умный и дальновидный церковный деятель, хорошо понимающий место и положение церкви в нашем государстве. Его патриотизм не вызывает сомнений... При обсуждении с ним практических вопросов, Никодим прислушивается к мнению Уполномоченного Совета, идя навстречу его рекомендациям и высказывая свои предложения по практическому их осуществлению. В тех случаях, когда рекомендации Уполномоченного Никодим находил неприемлемыми, он прямо заявлял об этом, разъясняя свою точку зрения» (цит. по: Митр. Никодим (Ротов) - правосл. богослов в эпоху социализма. 2009. С. 213-214).
С кон. 50-х гг. в Ленинграде и Ленинградской обл., как и по всей стране, происходило последовательное наступление властей на Церковь. К 1964 г. были закрыты 13 приходских храмов, под угрозой снятия с регистрации находился еще ряд приходов, где власти препятствовали назначению священнослужителей на вакантные должности. В действующих храмах по требованию властей сокращалось число служб, под фактическим запретом оказались крестные ходы. Самую серьезную опасность представляли планы властей по ликвидации Ленинградских духовных школ. Существуют свидетельства, что именно ради спасения ДА Н. сделал свой выбор в пользу Ленинградской кафедры (рассматривались и др. варианты его назначения, напр. митрополитом Крутицким и Коломенским, что было бы более удобно в отношении совмещения с руководством ОВЦС). Митрополичья резиденция Н. в Ленинграде находилась под одной крышей с духовными школами. Чтобы убедить власти в целесообразности сохранения Ленинградской ДА, Н. стал энергично развивать ее международную деятельность, регулярно приглашал в академию иностранные делегации, способствовал поездкам академической профессуры на различные богословские конференции и конгрессы. Зная о стремлении советского руководства к усилению своего влияния на развивающиеся африкан. страны, Н. пригласил на учебу 7 правосл. жителей Уганды и Кении. В дальнейшем на учебу также приглашали студентов из Африки, в связи с чем в 1965 г. образован фак-т африкан. христ. молодежи (впосл. фак-т иностранных студентов, в т. ч. и из зап. стран). Профессор прот. Василий Стойков вспоминал о внимании, к-рое Н. уделял Ленинградским духовным школам: «Будучи сверх меры загружен епархиальными, общецерковными и общехристианскими и многими другими делами, он, тем не менее, находил время, чтобы участвовать в работе Приемной комиссии, принимать участие в заседаниях Ученого Совета, посещать лекции, зачеты и экзамены... Не ограничиваясь официальным общением, Владыка Никодим устраивал так называемые чаепития у себя в покоях, чтобы иметь непосредственное общение с преподавателями в неофициальной обстановке» (Стойков В., прот. Из воспоминаний о былом // ХЧ. 2006. № 27. С. 156-157). Н. часто выступал перед учащимися с лекциями по различным вопросам совр. церковной жизни; неск. лет читал курс лекций по истории РПЦ синодального периода и XX в. (уделяя особое внимание Всероссийскому Поместному Собору 1917-1918 гг.), составил их конспект.
Вступив в управление Ленинградской епархией, Н. стал активно замещать существовавшие священнические вакансии, отводя тем самым опасность от церквей, намеченных гражданскими властями к ликвидации, принимал меры к обновлению кадров епархиального духовенства, укреплению богослужебной дисциплины. При Н. в Ленинградской епархии было остановлено сокращение числа приходов, всего их оставалось 44, в т. ч. 15 - в Ленинграде и 29 - в Ленинградской обл. Когда в 1966 г. по решению властей была закрыта и затем снесена в связи с расширением проспекта Непокоренных Троицкая ц. в Лесном, Н. добился открытия в качестве компенсации Александро-Невской ц. на Шуваловском кладбище, куда были перенесены все убранство и церковная утварь из Троицкого храма. По воспоминаниям современников, требовательность к совершению богослужений у Н. была очень высока. Он буквально «пробудил» приходское духовенство к активной деятельности. На регулярно проходивших епархиальных собраниях не только рассматривались различные вопросы церковной жизни, но и заслушивались сообщения и доклады о внешнецерковной, экуменической и миротворческой деятельности РПЦ.
Архиерейские богослужения при Н. всегда совершались чинно, без всякой суеты, при большом стечении духовенства и верующих. Все отмечали красоту и торжественность богослужений Н. на Рождество, Пасху и особенно в праздник блгв. кн. Александра Невского, когда величественный Троицкий собор Александро-Невской лавры вмещал до 13 тыс. молящихся. Н. очень любил церковное пение и уделял большое внимание тому, чтобы молящийся народ пел за всенощным бдением и Божественной литургией. Им был организован хор ленинградского духовенства, который пел не только в Ленинграде, но и в Москве. После праздничных богослужений владыка приглашал к себе на трапезу духовенство. Это была не столько трапеза, сколько форма общения архипастыря со своим духовенством. Сокровенной мечтой Н. было создать в Ленинградской епархии мон-рь, но, к сожалению, в то время это было невозможно.
Как Ленинградский архиерей Н. также осуществлял управление не имевшей тогда своего епископа Олонецкой епархией, где было всего 4 прихода. В 1967 г. к Ленинградской епархии присоединили Новгородскую, где насчитывалось 25 приходов, а в самом Новгороде оставалась единственная действующая ц. ап. Филиппа на окраине города. Существует мнение, что инициатором присоединения Новгородской епархии был Н., обеспокоенный тем, что немолодой и болезненный Новгородский и Старорусский архиеп. Сергий (Голубцов) не мог эффективно отстаивать церковные интересы перед местными властями, стремившимися полностью ликвидировать религ. жизнь в Новгороде (Лев (Церпицкий). 1998. № 4. С. 15). В связи с объединением епархий Н. стал именоваться с 7 окт. 1967 г. митрополитом Ленинградским и Новгородским (в храмах Новгородской обл. по его распоряжению он поминался за богослужениями как митрополит Новгородский и Ленинградский). Н. регулярно бывал в Новгороде, особенно часто - в дни памяти Новгородских святых. По его инициативе вопреки желанию местных властей стали происходить посещения исторических храмов города иностранными делегациями. В Новгороде Н. добился от властей разрешения не только на капитальный ремонт Филипповского храма, но и на строительство при нем придельной Никольской ц. Также были построены помещения для Новгородского ЕУ и архиерейские покои.
По свидетельству современников, порой, сетуя на загруженность адм. делами, Н. сожалел о том, что он не может заняться серьезной богословской деятельностью. При этом он добавлял: «В душе я - литургист». Обладая великолепной памятью, Н. знал наизусть мн. литургические тексты, мог воспроизвести по памяти весь церковный календарь и безошибочно назвать имена тех святых, память которых празднуется в данный день, цитировать фрагменты Минеи и Типикона. Имея богатые знания во всех областях агиологии древней, Византийской и Русской Церквей, Н. был автором новых акафистов и богослужебных чинопоследований, составил службы прав. Тавифе, прав. Иоанну Русскому, исповеднику; Собору Ростовских и Ярославских святых; тропарь равноап. Николаю, архиеп. Японскому. Н. считал, что значение литургии выражается не только в мистическом освящении присутствующих в церкви, но также, в большой степени, через осознание богослужения. Поэтому у него не вызывало сомнения, что богослужебные тексты должны быть понятными для верующих. Н. ценил всю многогранность церковнослав. языка и осознавал, что для большинства людей язык не доносит подлинного значения литургических текстов. Поэтому в годы своего пребывания на Ленинградской кафедре Н. принимал меры к тому, чтобы богослужение для прихожан было понятным. В некоторых приходах Ленинградской и Новгородской епархий Евангелие стали читать по-русски, как и шестопсалмие. Н. сам занимался литургическими текстами, поощрял переводческую деятельность специалистов-текстологов. Он не был противником церковнослав. языка и сам сочинял по-церковнославянски богослужебные последования (новопрославленным святым). При этом Н. выступал за то, чтобы русский язык играл в богослужении большую роль.
В кон. 60-х гг. Н. считался одним из наиболее влиятельных руководителей РПЦ. После кончины патриарха Алексия I († 17 апр. 1970) он был избран 25 июня 1970 г. 1-м зам. председателя Комиссии по подготовке Поместного Собора (Предсоборной комиссии) и воспринимался как возможный кандидат в патриархи. Однако более предпочтительной для гос. властей оказалась кандидатура митр. Крутицкого и Коломенского Пимена (Извекова). Руководство Совета по делам религий опасалось растущего влияния Н. и через своих уполномоченных давало прямые указания епархиальным архиереям не голосовать за него во время избрания патриарха. С возражениями против кандидатуры Н. выступала и часть епископата и духовенства. Одни считали его слишком молодым для избрания в патриархи, другие ставили в вину Н. якобы увлеченность католицизмом и богослужебные нововведения. Организованно выступили против Н. и представители церковного диссидентского движения (см. Диссиденты). В адрес Поместного Собора было направлено «Обращение по поводу богословской деятельности Высокопреосвященного Никодима, митрополита Ленинградского и Новгородского, и других единомысленных ему лиц», подписанное свящ. Николаем Гайновым и мирянами Л. Л. Регельсоном, В. А. Капитанчуком и Ф. В. Карелиным (в подготовке текста также участвовал свящ. Г. Якунин (впосл. отлучен от Церкви)). Авторы обращения некорректно использовали цитаты и фразы, вырванные из публицистических статей или выступлений на общественных собраниях Н., для обвинения его в апологии экуменизма и социального христианства. Действительной причиной обращения свящ. Н. Гайнова и др. было, впрочем, не желание соборного осуждения «духа богословского модернизма, который проник в Русскую Церковь вместе с началом Епископского служения Преосвященного Никодима (Ротова)», а негативное отношение диссидентов к Н. за то, что он в своих публичных выступлениях за рубежом отрицал гонения на верующих в СССР. Осознавая позицию советских властей относительно выборов патриарха, Н. поддержал на Поместном Соборе Русской Православной Церкви 1971 г. кандидатуру митр. Пимена, выдвинутую для открытого и безальтернативного голосования. Н. активно участвовал в соборных заседаниях, выступил с большим докладом «Экуменическая деятельность Русской Православной Церкви», в котором был дан подробный обзор отношений Московского Патриархата с Римско-католической Церковью, со старокатоликами, с протестантами, вост. нехалкидонскими Церквами и ВСЦ. Также Н. сделал доклад «Об отмене клятвы на старые обряды и на придерживающихся их», содержавший подробную историческую справку, изложение сути старообрядческого раскола, его причин и последствий. На основании доклада Н. Поместный Собор признал старые рус. обряды спасительными и равночестными новым обрядам; были также упразднены клятвы Московских Соборов 1656 и 1667 гг.
С нач. 70-х гг. у Н. появились серьезные проблемы со здоровьем. 25 марта 1972 г. случился 1-й инфаркт. Н. был вынужден подать прошение патриарху Пимену и Синоду об освобождении его от руководства ОВЦС. 30 мая того же года Н. был освобожден от должности председателя ОВЦС, при этом он продолжал руководить Комиссией Синода по вопросам христианского единства и межцерковных сношений, по-прежнему вел активную внешнецерковную деятельность. 3 сент. 1974 г. он был назначен патриаршим экзархом Зап. Европы. На 5-й Ассамблее ВСЦ в Найроби (Кения) в нояб.-дек. 1975 г. Н. избрали одним из президентов Всемирного Совета Церквей, он регулярно участвовал в заседаниях Исполнительного комитета ВСЦ. Однако состояние здоровья Н. продолжало ухудшаться. После перенесенного в окт. 1975 г. 5-го инфаркта врачи категорически потребовали резко сократить объем работы. Он был вынужден обратиться к руководству ХМК с просьбой об ограничении круга его обязанностей в этой орг-ции. Просьба была удовлетворена на заседании рабочего комитета 22 апр. 1977 г. На 5-м Всехристианском мирном конгрессе в Праге в июне 1978 г. Н. по его просьбе был освобожден от обязанностей президента ХМК, но избран на специально учрежденную для него должность почетного президента. Несмотря на болезнь, Н. продолжал активную экуменическую и миротворческую деятельность, одновременно управляя Ленинградской и Новгородской епархиями и Западноевропейским Экзархатом, окормляя ЛДА; участвовал в различных богословских собеседованиях, вел широкую переписку. 6 февр. 1975 г. Советом ЛДА Н. присвоена степень д-ра богословия по совокупности его богословских работ. В решении Совета отмечалось, что «все произведения автора отличаются широтой диапазона в раскрытии исследуемых вопросов, а его богословские концепции и суждения свидетельствуют об огромной эрудиции и высоком уровне его богословского потенциала» (ЖМП. 1975. № 6. С. 8). Богословские труды Н. систематизированы в еще не изданном Собрании сочинений в 5 томах.
За свои научные заслуги Н. удостоен почетной докторской степени в Софийской ДА св. Климента Охридского, в Варшавской христианской академии, он являлся почетным членом ЛДА и МДА, ряда зарубежных духовных академий и богословских фак-тов, а также д-ром богословия неск. экуменических протестант. богословских фак-тов. 12 апр. 1970 г. удостоен права ношения 2-й панагии, 17 июня 1971 г.- права служения с предносным крестом, награжден орденом св. кн. Владимира 1-й степени. Деятельность Н. отмечена орденами мн. Поместных православных и инославных Церквей, ему также были пожалованы гос. ордена Греции, Ливана и Югославии.
9 авг. 1978 г. Н. прибыл в Рим на погребение папы Римского Павла VI. 12 авг. он вместе с представителями др. Церквей присутствовал на погребении, 3 сент.- на интронизации папы Иоанна Павла I. В эти дни Н. чувствовал себя плохо. 5 сент. новый папа Римский принимал делегации некатолич. Церквей и христ. орг-ций. В тот день, во время приема, Н. скончался от сердечного приступа (7-го инфаркта). 8 сент. гроб с телом усопшего был доставлен в Свято-Троицкий собор Александро-Невской лавры, где 10 сент. патриарх Пимен с сонмом архиереев совершил отпевание. Н. похоронен на Братском кладбище Александро-Невской лавры.
В янв. 2017 г. в г. Лимасоле (Кипр) после обращения прихожан русскоязычного прихода к муниципальным властям было принято решение о переименовании в честь Н. улицы, на которой располагается строящийся приходский храм свт. Николая Чудотворца.